Сергей Челяев (Казань)

По волнам нашей памяти

По волнам нашей памяти

Воспоминания Любителя.

Эти строки написаны единым духом, «в едином порыве» сам не знаю чего.
Я дописал к полуночи очередную главу очередной книги, в которой, увы, пока нет места гитарам и электроорганам, с облегчением поставил последнюю точку на странице, «сохранился» и…
Может быть, мне показалось, что об этом хотелось бы почитать мне самому? Ведь я. к примеру, с душевным кайфом и величайшим удовольствием читаю записки Рядового Армии Меломанов, да не оставят его никогда вдохновение и здоровый творческий зуд! Или оттого, что мне уже давно хочется написать об Этой Музыке, хоть как-то выразить свой восторг, безграничное уважение и преклонение перед людьми, сделавшими Такое? Наверное, все вместе взятое плюс – еще что-то.
Я расскажу о своей любимой пластинке, хотя о ней и так все все знают. Но каждый – по-разному…

В этом году я снова вспомнил диск, который никогда и не забывал. Друг по переписке Юра из Москвы рассказал мне удивительное о пластинке «По волне моей памяти». Оказывается, там пел с вокальной группой «Добры молодцы» мой самый любимый солист ВР Александр Лерман. А я-то всегда ломал голову, кто же поет «Херц, майн херц»! Неужели у кого-то в Союзе был еще такой тембр?

И еще я подумал: долго ли еще этот диск будет открывать мне свои тайны, и сколько их у него еще в запасе? Хотя самая главная тайна для меня и так очевидна: я слушаю ПВМП уже более четверти века. Офигеть можно!

Конечно же, на фоне новости о Лермане достал пластинку ПВМП – она у меня виниловая, настоящая - и переслушал вновь. В какой же раз? Наверное, счет пошел на сотни, если не тысячи.
На этой пластинке я учился, причем – сразу и многому.
Учился ощущать, чувствовать концепцию, тонкую идею, не ту навязчивую и убогую «красную линию», что так любят доморощенные музыковеды и нахватавшиеся понтов «типа-музыкальные» журналисты, а интуитивную, неявную, предложенную каждому на домысливание, Сотворчество, фантазию.
Учился звуку – новым сочетаниям тембров, умению делать теплым холодноватое звучание тогдашней электроники, увязывать ее с духовыми, но не так, как это делали большинство ВИА – пафосно и совково гремя «а-ля-Чикаго», в то время как «Арсенал» уже давно играл на дудках не хуже американцев, а для меня – не в пример интереснее, вкуснее, роскошнее заокеанских мэтров. Хотя у меня появился к тому времени и «балкантоновский» «Джаз-рок», где шесть вещей играли бесподобные Чик Кориа, «Уэзер Рипорт» и Билл Чейз.
У Тухманова флейты и трубы были «живые», иногда - фолковые и какие-то очень «артовые», симфо-роковые, как и скрипки Константина Кримца. Да и «Мелодия» Гараняна вновь показала, что умеет играть не только эстрадные пьесы под свинг и дикси-ленд, но и музыкально мыслить в рамках заданной идеи под сводами тухмановского барокко.
И, конечно, под эту пластинку я учился играть на электронных клавишных и синтезаторах. О, эта чарующая строчка на конверте: «фортепиано, орган, синтезатор, электропиано»! Сколько тогдашних самодеятельных клавишников кинулось писать то же самое о себе на обложках замшелых бобин пленок типа «Школьная» со своими самопальными альбомами. Тогда в магазинах синтезаторов не было – одни электроорганы «Юность». Зато «народно-демократических» гитар – кучи! Конечно, у Тухманова были классные инструменты. Я и сейчас многое бы дал за то, чтобы узнать, на каких инструментах сыграна та или иная композиция моего самого любимого российского альбома.
Имена поэтов с ПВМП мне были знакомы прежде лишь понаслышке. А тут – такой водопад, вызвавший на волне любви и обожания диска неподдельный интерес и к поэзии этих творцов! И вновь я поражался чутью подобравшей лит. материал супруги композитора, поэтессы Татьяны Сашко – помните ее «Джоконду» с первого диска Давида Федоровича! Да и многие другие тексты, например, «Я люблю тебя, Россия!», с которой блистала Галина Ненашева.

Об этой пластинке я услышал поначалу какие-то слухи, большая часть которых оказалась ложными. Например, что в записи принимали участие якобы «Песняры», «Веселые Ребята», кто-то еще… На недавнем юбилейном концерте Тухманова я услышал саму композицию «ПВМП» в исполнении «Песняров», причем Мулявин заявил, что его команда работает над своим воплощением этого диска. М-да, подумал я при всем уважении к белорусским музыкантам, не хотелось бы… Получилось-то очень по-песняровски и уж никак не по-тухмановски. А особая, тухмановская атмосфера альбома для меня была одним из самых главных кайфов.
А где сейчас Борис Пивоваров – гитара, Аркадий Фельдбарг – бас и скрипка (это сочетание меня тоже восхитило), Владимир Плоткин – ударные? Записи этого состава я услышал еще раз только на пост-ПВМП пластинке – миньоне «Памяти Поэта – Памяти Гитариста». Такой хлесткий бас (увы, сегодня у басистов иные моды на иной саундJ), умелая и не тянущая на себя одеяло гитара, в нужное время и в нужных местах выдающая строго отмеренные маэстро ДТ порции кайфа (вспомните красивое, певучее, какое-то «рассветное» соло гитары перед «Смятением» – поющая гитарная педаль, повторяющая несколько раз один и тот же пассаж под взбирающиеся все выше и выше прозрачные и в то же время весьма плотные скрипки). И барабанщик, на равных играющий музыку, а не только отбивающий ритм, как сегодня в большинстве молодежных «команд», играющих «есстессна-рок» на ненастроенных гитарах.

Увы, в пространном, но мало информационном телефильме, посвященном недавнему юбилею диска, ни слова не было сказано о музыкантах, сыгравших пластинку, да и половина солистов не была упомянута – говорилось все больше о новаторстве и подпольности диска, что, безусловно, тоже имеет место быть… Но все же, все же, все же…

Года четыре-пять назад я для души записал на клавишах «КОРГ» i3, на подобных которым играл Петр Подгородецкий в «Машине Времени» - у него были послабее, i2, и оба - не самые, скажем так, клавиши - фонограмму композиции «Смятение» для одной самодеятельной певицы с неплохим вкусом. Она вышла с ней у нас в Казани на фестиваль «Студенческая весна» и произвела фурор. Жюри едва ли не со слезами на глазах ностальгировало, молодежь была в шоке от мощной и необычной музыки, темного обаяния поэзии Ахматовой, колдовства тухмановской мелодии, финальной арфы, в общем, наделала девушка шороху. К тому же спела очень сильно, тем же «барыкинским» тембром, и тут же была приглашена муз. ведущим на ведущее же городское ФМ-радио, где пребывает и по сей день уже муз. редактором, и всегда говорит мне, что «Смятение» дало ей путевку в жизнь, пусть и не в шоу-бизнес. Так я еще раз убедился: ПВМП – подборка очень сильных вещей во всех планах, которые, по-моему, вне времени и пространства, как и всякая настоящая музыка.

Слушая три отдельные записи с диска, сделанные где-то по радио – пластинка еще не вышла, я поймал себя на мысли, что совершенно не могу понять, кто поет. Я не узнавал голосов, к тому же одна из тех трех вещей была «Сентиментальная прогулка» – композиция, по моему разумению подобных которой нет в мировой поп-музыке, а Беликова к тому времени я попросту никогда еще не слышал. Думаю, что ПВМП стала путевкой в жизнь и для Бырыкина, сразу же подредактировавшего себе фамилию, и для Игоря Иванова – где он сейчас, знать бы! – да и того же Сережи Беликова, Владислава Андрианова, без которого для меня “Лейся – не песня” J. Я с интересом потом следил за судьбами всех, “отметившихся” на ПВМП, замечая появление Людмилы Барыкиной – в ВР, исчезновение из музыкального мира Мехрдада Бади (у меня он есть еще только на мультимедиа “Арсенала”, где поет с “Арсеналом” с дюжину вещей на русском и английском – эти композиции сохранились только благодаря Алексею Козлову), “таяние” ВИО “Современник” – кто именно там солирует в “Из Сафо”, хотел бы я знать!
Тогда я еще не знал, что имя уехавшего за рубеж Александра Лермана сняли с конверта, и вместо него и его коллег поставили безликое название “Вокальная группа “Добры молодцы”.

А потом, через пару-тройку лет, я слушал беликовские “Цветы на асфальте” и “Зов ночной”, записанный с АРАКСОМ на пластиночке “Клуб и худ. самодеятельность” и радовался: вот оно, влияние Тухманова, та же стилистика, те же глубина и уважение к стизам и изысканной гармонии с прихотливым, удивляющим вокалом.

Тогда я еще не знал, что Тухманов потом попытается выпустить еще один диск в стиле ПВМП, но это кончится только миньоном, который мало кому известен, а мне кажется одной из многочисленных подлинных вершин творчества Давида Федорыча.
Но я понял: в СССР выходит работа, которой еще не было в истории советской эстрады. И стал ждать диска, а когда увидел его в киоске – тогда пластинки можно было покупать в “Союзпечати”, как я купил “Л - ОС” “Веселых ребят”, 1-й и 2-й “Ариэль”, “Узнай меня” с “Араксом” и сюиту на стихи Евтушенко с ним же, и еще кучу другой хорошей музыки.

Первые же ноты вступления электропиано под Хонер-клавинет «Я мысленно…» привели меня в состояние, близкое к эйфории. Концептуальный альбом, и – какой! Я слушал, жадно впитывая в себя тухмановский колорит, необычные тембры солистов, приемы аранжировки, удивительные музыкальные фантазии, в которых припев одной композиции становился запевом другой и инструментальным вступлением третьей.
Потом я слышал мнение: ПВМП содрано отовсюду, есть-де откровенные цитаты из мирового хард-рока, так же как «Юнона и Авось» Рыбникова – чистой воды Рик Вэйкман. Что ж, возможно. Но я не знаю возможных первоисточников, да и не слишком хочу искать дерево, из которого сделана скрипка, Вейкман мне скучен, а ЮНОНУ я люблю, а ПВМП боготворю, даже сегодня, в свои стремительно уплывающие 42 года.
Что меня поразило в звуках в первые минуты прослушивания ПВМП?
Отдельные мазки: пистолетные выстрелы в заглавной композиции, звуки настраиваемой мембраны перкусии или альтов в «Из Сафо», хулиганский тухмановский клавесин в «Вагантах» и веселый хохот после строчки «Плачьте ж, милые друзья» там же. Классицизм вокала Александра Бырыкина в «Приглашении к путешествию», сочные мазки восточных гармоний там же (потом появилась у ДФ и «Ташкент – звезда Востока», не говоря уж о его «Восточной песне»), тухмановский агрессивно-барочный рояль, обилие синтезаторных тембров (хотя какие тогда были клавиши – страшно подумать!).
Поразила откровенно шлягерная для ТАКОГО диска и все же очень симпатичная тема в «Доброй ночи», «ПВМП» на Гильена понравилась меньше из-за навязчивого гитарного пассажа, зато я просто офигел от тамошней «тростниковой» блок-флейты.
«Сентиментальная прогулка» вырубила меня навсегда! Я понял, что на фоне ЭТОЙ вещи половина наших попсовиков просто не имеет права на звание «музыкант». Я понял, что между стилями и мышлениями в музыке на самом деле не существует границ, поскольку виден только талант, а все остальное – наносное.
«Сердце…» напомнило мне немецкую классическую оперу – вот на такую бы я ходил, если бы там еще пели Лерман или Градский с Алешиным. Такой стилизации я в жизни не слышал – это была блестящая миниатюра со сложнейшими скрипичными пассажами симфонического оркестра. А ведь начало композиции – знаменитый басовый квадрат и фьюжновая “клёкающая” металличная ритм-гитара, точь-в-точь как у Виталия Розенберга в композиции “Опасная игра” с диска “Арсенал-1” – это чистой воды фанки!
От первых аккордов “Смятения” перехватило дух: вот она, концепция! Вторая композиция на одном диске с одной и той же мелодией, но КАКИЕ они РАЗНЫЕ!!!
И я сразу угадал: в конце будет изящная виньетка, “Посвящение в альбом” – почти песенка, грустная и ироничная, с финалом рояля и затихающими его звуками. Сразу вспомнил последняя нота “Джоконды” – долго звучащая басовая нота рояля…
Так оно и вышло. То же самое у ДТ и на альбоме “НЛО” с музыкантами “Москвы” – будущего “Парка Горького”. Там финал – “Поединок” на стихи мудрого Дмитрия Кедрина - тоже грустная эпитафия любви с печальным рояльным проигрышем. Такой уж у Давила Федорыча принцип: перед уходом непременно черкнуть в альбом еще несколько строк – прощальный, наивный и светлый мадригалJ

Прозвучали последние ноты, пластинка кончилась, а я все еще ошеломленно сжимал в руках синий конверт с огромной надписью ТУХМАНОВ и необычным, а оттого кажущимся еще более танственным, рисунком, которому суждено было стать навсегда знаком музыкальной “фирменности” Давида Тухманова, человека, который все это написал, записал, да при этом еще и сыграл, и нужный народ собрал. И я понял тогда: вот какой сегодня может стать музыка – полный инструментарий, и музыкальный, и людской, и технический для воплощения грандиозного творческого замысла одного человека. Тогда я еще не слышал Юрия Чернавского и Андрея Мисина. Но уже начиналась эра триумфального шествия по стране и в умах моих современников пластинки “По волне моей памяти”.
Я проснулся утром оттого, что за стеной завели проигрыватель. Соседи тоже купили ПВМП и четко обозначили свои вкусы. Разумеется, это были “Из вагантов”!
Я со страхом представил, как ПВМП и особенно – “про студентов” теперь польются из всех окон и подворотен – тогда модно было вытаскивать в окна колонки и включать проигрыватели дома на полную мощь. И в душе шевельнулся червячок сомнения: а ну, как приестся, осточертеет, навязнет в ушах и зубах? Что тогда? Ведь я еще не послушал даже столько раз, чтобы выучить все слова!!!
К счастью, я ошибся, как счастливо бывало не раз в моей жизни.
Но это – уже совсем другая история.

Что ж, прошло ровно два часа с той минуты, как я набрал заголовок. 2 часа ночи – самое творческое время для сна Привет всем, читающим эти строки. Мне кажется, они написаны не для полемики, а для сопереживания. Во всяком случае, очень хочется надеяться.

О чем еще бы я написал? Или почитал других?
Наверное, о других работах российских музыкантов, которые слушаю всю жизнь. Попробую очертить первый приходящий на ум круг тем, за которые взялся бы, к примеру, сам. А поскольку я помимо писательства по профессии – журналист, попробую дать им заголовки, так как в правильно подобранном заголовке, как и в вопросе, всегда лежит немалая часть содержания, т.е. ответа.

"По волне моей памяти". 2-я часть воспоминаний Любителя.
"НЛО" - неоцененый шедевр Давида Тухманова.
А "Как прекрасен этот мир"?
Первый советский концептуальный альбом.
Редкости и диковины Давида Федорыча.
Песни маэстро, о которых мы мало что знаем.
"Любовь - огромная страна". И там живут "Веселые ребята".
ВР: "Дружить нам надо". Почему же "Проходят годы", а я "В синем омуте" "Нашего дома" все слушаю "Мамину пластинку", с "Дальней" "Песенкой для всех" о том, что: см. сначала
Концерт ВР в Зеленом Театре города Сочи за месяц до того, как я купил "Л - ОС".
Мои первые пластинки ВИА. 1968-70 гг.
Ураган "Цветов" и штиль "Группы Стаса Намина".
"Банановые острова" - Непревзойденные в СССР.
Мультиинструменталист Александр Градский: понять - значит упростить.
Вопросы Макаревича и ответы Гребенщикова.
Истинная электронная музыка в СССР: Артемьев, Богданов, Мартынов и группа "Бумеранг".
Музыка к фильмам Тарковского и Михалкова, потрясному мультфильму "Шкатулка с секретом" и мн. др.
"Островитянин" Юрий Чернавский - человек-фишка!
Холодный огонь "Пикника". На обочине русского рока.
"Человек наподобие ветра": "Урфин Джюс" - концерт в Казани 1984.
Провокация в комсомольской прессе и Казанская консерватория на защите свердловских музыкантов.
"Московское время" Голутвина и СВ: это - МОЯ музыка!
Александр Лерман: все по кайфу, милая!
АРАКС: первая и последняя советская супергруппа.
Пугачева, которую мы потеряли!
Чудесная АДО из Коломны: эта музыка будет вечной! (для меня, во всяком случае).
Андрей Мисин - обычный великий русский композитор.
Уф-ф-ф: Эка размахнулся! Но в принципе обо всем этом я могу написать, если кому-то это покажется интересным.. Может быть, кто-то присоединится?

«Любовь – огромная страна».
И в ней живут «Веселые ребята»!

Размышления Любителя

Окидывая взглядом стоящие на моей полке первые разноцветные альбомы ВИА начала 70-х, я ловлю себя на мысли, что каждый был по-своему хорош, и откровенно провальных работ в те годы, пожалуй, что и не было. Даже «Поющие сердца», к которым я всегда относился с некоторой прохладцей, выдали неплохой большой диск, во всяком случае, в своем стиле, что уже заслуживало безусловного уважения, а такой песни, как «Но ты проходишь стороною» было еще и поискать. Но из всех долгоиграющих дебютных дисков наших ВИА – тогда это слово еще «звучало», не вызывало, как впоследствии, скептичных ухмылок и откровенно издевательских эпитетов и комментариев – наиболее дорог и важен был для меня альбом «Веселых ребят» – «Любовь – огромная страна». Для меня эта пластинка стала пиком моей любви и безграничного восхищения ВР, во многом еще и потому, что она попала «в яблочко» – оказалась в нужное время и в нужном месте.

Лето 1975 года для меня прошло под безусловным и всепоглощающим знаком ВР. Я всегда любил эту команду, примерно так же, как и всегда болел за «Спартак». Правда, болеть за ВР я перестал, увы, быстрее – фактически после альбома «Дружить нам надо», после которого звезда ВР, на мой взгляд, медленно, но неуклонно покатилась по небосводу, изредка еще разбрасывая вокруг яркие искры, как яркие и веселые бенгальские огни, но по большей части, и чем дальше, тем больше – издавая одно пустое и удручающее шипение, подобно тому же бенгальскому стерженьку, догоревшему и сунутому в снег, или же игле, которая уже доиграла пластинку. Было прежде хорошо, но песни кончились, а снять эту пластинку с проигрывателя, увы, было некому, или попросту рука не поднималась.

Весь июль-75 я отдыхал с родителями в Сочи. Месяц назад мы переехали из Литвы в Казань (перевели отца – майора-ракетчика), в новом городе и новом бескультурье только что отстроенных микрорайонов, как один похожих друг на друга и пропахших запахами свежераскатанного асфальта, мне поначалу было пусто и одиноко. Тогда я еще не знал, что в Казани как раз начинались дворовые войны, и этому городу суждено было стать столицей подростковых группировок, в которых нарождались новые, подлые дворовые законы, презревшие устои прежнего благородства пацанов – лежачего не бить, драться только до первой крови, ногами не пинать, парня с девчонкой не трогать ни под каким предлогом. Принять участие в этой войне предстояло и мне, но этого я пока еще не знал, и все мои мысли были заняты другим: мы были в Сочи, и в моем любимом в детстве парке «Ривьера» почти две недели выступали «Веселые ребята», песни которых я до сих пор знаю наизусть, включая все их гармонии, соло, вступления и коды.

Из Сочи я вернулся совершенно обалдевший. Две недели по вечерам я торчал возле «Зеленого театра», где благодаря тому, что он был летний, т.е. открытый, был замечательный звук, и отдыхающие загодя рассаживались на скамейках поблизости, чтобы бесплатно слушать концерт, зябко кутаясь в предусмотрительно захваченные с собой кофты от вечерней влажной прохлады кавказских субтропиков. Разумеется, я неоднократно слушал «Веселых» прямо в зале, сначала – как честный человек, с билетом, а после – перелезая через стены и счастливо избегнув встреч с покладистыми южными милиционерами внутри открытого театра. Об этом концерте я в будущем обязательно расскажу, там было много интересного и за кулисами, и как ВР настраивались перед концертами, как распевались и т.д.
Важно то, что я увидел воочию ансамбль, знакомый мне прежде только по обожаемым песням и фото. Вообще, я не случайно провел аналогию с московским «Спартаком»: как у нас все мужики в семье испокон веков болели за «Спартак», так и из ВИА предпочитали всем «Веселых ребят», хотя уважали и «Песняров», и «Самоцветов» – о, этот «синий вечер летний»! Даже моя мать, школьная учительница русского и литературы, далекая от ВИА-культуры, любила послушать и смахнуть слезу под «О, мама, где же ты?» – русскую версию ВР «О, мэми блю», и солировал там, по-моему, Александр Лерман.

Еще в зале я отчаянно завидовал одному тихому и невзрачному мужику, который записывал концерт ВР на портативный бобинный серебристый «СОНИ». Во всяком случае, я почти выучил наизусть все песни с этого концерта, и, приехав в Казань, бродя по пустому двору нового микрорайона, мурлыкал про себя все хиты.
И вдруг ранним туманным утром начала августа мой старший брат, вернувшись с автобусной остановки, куда он ходил купить свежие газеты, спокойненько так и с улыбочкой мне заявляет: а в киоске на остановке «Веселые ребята» лежат.
Ну, тогда это не было в диковинку – большинство пластинок покупалось именно в газетных киосках, но это были по большей части миньоны.
А он улыбается еще загадочней и объявляет торжественно: никакой не миньон, а – настоящий диск. Или, как тогда любили говорить, пласт!

Помните, сколько стоил? Рубль девяноста! Мы тут же наехали на мать, вытрясли из нее два рубля и наперегонки ринулись на автобусную остановку. Киоск был закрыт!!! Кассирша куда-то отлучилась по своим надобностям. Теперь-то понимаешь, что надобности – вполне естественная вещь, а в тот миг я был готов ее разорвать! Эх, молодость… Наконец она вернулась, выдала нам вожделенный диск (еще долго копалась, чертовка, а с витрины отдавать не хотела!), и мы с братом торжественно отправились домой – слушать. Конверт был не фирменный, а обычный, из дешевой трехцветной бумаги. Но у меня по сравнению с братом было преимущество: половину вещей с диска я уже слышал на концерте.

Как бы не так! У ВР всегда был замечательный концертный аппарат и саунд в зале, но одно дело – децибелы на летней открытой эстраде, и другое – частоты пластинки. А они были что надо!

Уже с заглавной вещи пластинки – «Любовь – огромная страна» Бориса Рычкова на стихи «фирменного» для ВИА Дербенева на меня обрушился целый водопад частот. Мой проигрыватель прежде такого не выдавал! Кстати говоря, первая песня 2-й стороны пластинки – «Наша песня» Гамалии выдавала давление еще круче. Куча ударных, перкуссия в лице бубна и румбы – ей отчаянно тряс явно Алешин, я его запомнил в Сочи с румбой и бубном, и мощный, утробный бас - интересно, кто его записывал - Лерман? На концерте Александр пел все песни с Алешиным и преимущественно солировал, и при этом еще прилично валил на басу, покруче Лосева из «Цветов», причем в оригинальной, эффектной манере правой руки – не выщипывал по отдельности басовые струны на своей красно-белой «скрипке», а двигал рукой широко, словно ударял по всем струнам ритм-гитары. Как он при этом умудрялся попадать всякий раз по единственной из четырех струн и не задевать другие – я только диву давался!

Ну, барабаны и перкуссия в ВР всегда были от Бога, как и рояль Павла Слободкина – его манеру вкусных, фирменных пассажей я узнал бы из тысячи.

1) Вокал в первой вещи – «Л-ОС» подавлял всех и вся. У Лермана на этом диске окончательно оформился его фирменный «весело-ребятовский» тембр. А петь он умеет по-разному, достаточно послушать его сольный диск «Ветры перемен» (спасибо, Юра, за царский подарок!). ВР-тембром, кстати, там он поет только одну песню – «Такие вещи» на ст. Леонида Мартынова.
Вообще, дуэт Лерман-Алешин – это что-то. Настолько они чувствовали друг друга, что было ощущение просто двухголосого певца – каждый подстраивал под другого голос, словно они соревновались, кто найдет интервал вкуснее. Высоко, сильно, напористо и многотемброво – вот вокал двух основных певцов ВР периода 1975 г.

2) Вторым номером на пластинке шла «Я к тебе не подойду» Тухманова. Тухманов плохих вещей, как известно, не писал, а для ВР, которые явно были его фирменным ансамблем, инструментом для реализации новых идей и песен – тем паче. Думаю, если в те годы для меня величайшей советской лирической вещью была антоновская «Нет тебя прекрасней» – кстати, таковой она остается для меня и по сей день! – то в тот день к ней навсегда присоединилась еще одна «вечная любовь» – «Я к тебе не подойду». Это, наверное, лучшая песня, в которой солирует Лерман, хотя были и «Когда молчим вдвоем», и «Чернобровая дивчина», и «Отчего», и много чего еще другого у него было в ВР.
И я сразу обратил внимание на гитары. Это был Вадим Голутвин, о котором я могу сказать кратко: Безупречный Вкус Лучшего Гитариста Страны. Я, разумеется, терпеть не могу спортивные характеристики «быстрее-выше-сильнее» применительно к искусству, были и другие гитаристы, есть они и сейчас, такие как глыба талантища Ивана Смирнова, к примеру. Но с той пластинки Вадим стал для меня лично лучшим, и все его последующие (да, честно говоря, и предыдущие) записи только укрепляли меня в этом и без того твердом мнении. Размеренный аккомпанемент роскошной акустической гитары; плавающие и такие задумчивые «гавайские» двухструнные дела на верхних струнах (это железячка такая есть, чтобы ей по струнам водить) в сочетании с фоновым нежным многоголосием «у-ля-ля-ля-ля-ля-ля-у), которое в третьем куплете «С мокрых крыш течет вода…» начинало драматично «дышать» под основной вокал – это было очень сильно. И сама песня – бесподобна. Всякий раз думаю: как можно было расставаться с таким вокалистом, который так спел «Я к тебе не подойду»!

3) «Отчего» Антонова. Эту песню композитор уже исполнял сам, но у него была свингующая манера, а ВР сместили ритм, сделав его более прямолинейным, с одной стороны, а с другой – более вместительным для столь же прямолинейных экспериментиков с голосами. А бас там местами просто запирает все собой – так он мощен и, я бы сказал, по-хорошему нагл.
Ну, на самом-то деле точно такая же мелодия, как «Отчего», есть у какой-то голландской группы. Кто у кого стибрил – Антонов или голландцы – тайна сия покрыта мраком. И ладно, пусть их!

4) «Вечная весна». Мне она тогда показалась слабейшим номером пластинки – немного зануден припев, а вот запев нравится очень. Кстати, слушая эту песню, я частенько вспоминаю песню Демиса Роусеса в бытность его певцом клавишником в классной группе «Дитя Афродиты» - «Spring, Summer, Winter and Autumn” – никаких ассоциаций не возникает с текстом припева «Вечной весны» – 3 месяца лето и т.д.?
А вот спел эту песню уже не Ободзинский, как на предыдущем диске Тухманова, а Барыкин. И спел классно!

5) «Что такого». Это – фирменная мелодия Павла Яковлевича. Неоцененный хит. Так же как и «Расставание». Но для меня «Что такого» – это, прежде всего, гитара (отпадный, так ни разу и не повтренный во всей дальнейшей российской звукозаписи, тембр гитары во вступлении и далее по ходу – прозрачное и веселое железо ритм-гитары; даже «Ариэль» на своем первом диске с невероятно красивым, льдистым и звонким тембром гитары Голутвина все-таки не превзошел) и драматически-прикольный вокал Лермана. Так Александр споет через год «Сердце, сердце» на тухмановском альбоме ПВМП. Вслушайтесь – те же самые интонации: ироничные, где-то – почти мелодекламация, форсирование звука, неповторимый тембр Лермана. Так что Тухманову явно не пришлось ставить тембр солисту специально под песню – у Лермана одна такая песня, в этом духе, уже была. И я еще раз убедился: Слободкин – отличный композитор, и пиши он в те годы больше, был бы известен как, к примеру, Антонов – у них отношение к мелодии схожее, оба в своих песнях узнаваемы.

6) «Это Москва». Я ее слышал и до пластинки. Для меня это – всегда негласный гимн столице, в музыке и словах которого чувствуется неукротимое движение, энергия, созидание, если хотите. Не то, что Газманов – «Ма-а-сква, бубнят-чего-то-там ка-ла-ка-ла-а-а…». Нет уж, увольте. Для меня песня о Москве – это, прежде всего «Утро красит нежным светом» – прежде я ее всегда слушал в поезде по вагонному радио, когда к столице подъезжали, «Дорогие мои москвичи» и – тухмановская №6 с этого диска. Что ж, я еще найду главные слова для тебя, моя столица…
Наверное, «Это Москва» – песня, которая входит в золотой фонд песен ВР, может быть, даже в десятку. Она просто хороша, даже не хочется ничего о ней говорить – ее просто хочется петь.

Вторая сторона.

7) «Наша песня» – очень старая вещь Гамалии, которую кто-то, по-моему, пел до ВР «Мы все на свете можем, когда нам 20 лет» - этот рефрен в 1975 году мне показался очень знакомым. Сделана на этом диске мощно, увлекающе, с плотным саундом, перкуссией и звуковыми эффектами. Явно концертный характер аранжировки – есть исполнение припева под барабаны. Сильное, роковое вступление с плотным басом и фуззовой гитарой. По характеру и тексту – очень советская песня, периода романтизма 60-х годов, когда еще не «все параболы рассчитаны любви».

8) Качели». Это – моя маленькая любовь. Песня неуловимого, не светящегося в прессе и не обласканного интервью и журналистским вниманием Сергея Дьячкова – да, да, того самого, который - «Алешкина любовь» и много еще чего, да и в первом составе «Цветов» на клавишах он – там я его фото только и видел. Красивая баллада, балансирующая на грани эстрадного хита и очарования дворовой песни – слишком гармония у нее сложна для дворовых гитаристов, зато текст очень подошел бы, опять хитрец Дербенев написал. Вот уж тут гитары поперебирали струны всласть – Голутвин во всей красе, журчит нежными, романтическими переборами как весенние ручьи. А поют Лерман с бэк-вокалом Алешина как один человек – не различишь. Из фишек и мулек в песне – конкретный финал с затихающей тарелкой, после которого песня вдруг снова начинается, как качели, набирающие разбег – вокализ, к которому добавляются все новые голоса. И Павел Яковлевич оторвался на рояле посреди песни – тоже пожурчал, как молодой весны гонец, которого она вдруг выслала вперед, понимаешь. В общем, песня из разряда – вкуснотища.

9_ «А мне-то зачем» – еще одна кайфная вещь, в которой сразу угадывается Павел Слободкин. Вот как сразу узнаешь мелодию Тухманова, Зацепина, Антонова, так и Слободкин сразу чувствуется, причем именно применительно к ВР. Молодец Павел Яковлевич, что тут еще скажешь! Барыкин спел эту песню как никто бы не спел – она теперь ассоциируется именно с ним. Правда, в Сочи на концерте ее пел Малежик, по-моему, но… не то. И как органично звучат здесь дудки – в этой вещи они - на каждом шагу, и совсем не томят, что характерно.
Вообще вещь, в которой явно наличествует харизма – она цепляет и запоминается надолго, если не навсегда. А этот свист Барыкина – сразу вспоминается «Люди встречаются»! Однако, традиция!

10) «Скорый поезд». Мне очень нравится. У нее нет такой счастливой судьбы, как у многих предыдущих номеров диска, но она удивительно много выходила на миньонах, всяких сборниках. Аранжировка имитирует ход поезда, местами – до мурашек, после 2-го куплета, когда этот поезд мощно раскачивается, грохоча на стыках. Редкая вещь на диске, в которой я наконец-то расслышал работающий буйновский орган. Плюс – вычурное колдовство Тухманова, чисто его мелос. Этакое вечное движение и сопутствующие всякому движению неосознанная тревога, волнение, смятение души. И еще – в песне присутствует некая сдержанность, сжатость, пульсирующий упругий нерв, который придает песне дополнительные силы.
11) "Всегда вдали". Вот уж здесь-то ВР оторвались по полной! Кто-то скажет - тяжелый рок, я же скажу - тяжелый джаз-рок. Я не знаком с творчеством композитора Ефима Адлера - если не ошибаюсь, так его зовут, но - очень оригинально. Где Слободкин только откопал эту вещь! Это - подлинный бенефис инструменталистов: клавиш Буйнова, баса и гитары с барабанщиком. Эта компания с таким удовольствием играет свои синкопы - любо-дорого послушать. Думаю, если бы я услышал "Всегда вдали" на концерте - выпал бы в осадок. На этой песне ВР демонстрируют еще одну свою ипостась - "тяжелых" музыкантов, тех, какими они бы могли быть, играя только такую музыку. И элементы такого стиля у ВР прорывались всегда, достаточно вспомнить вступление к "На земле живет любовь" и всю "Дальнюю песню" со следующего диска ВР "Дружить нам надо". Что ж, если в составе играл сильнейший гитарист, знающий и тяготеющий, в том числе, и к такой музыке!
В первый день я слушал диск трижды. На следующий день - раз пять, но уже - отдельные вещи. Последний раз слушал только что, почти 20 лет спустя, когда писал эти строки. Не покидает ощущение и сейчас, что время "Л-ОС" - это золотой период в истории советских ВИА. В этом альбоме ВР выдали все, что они умели, могли, хотели и любили. Для Лермана, к примеру, эта пластинка стала одним из его звездных часов - эти песни с его голосом звучали везде: на улицах, из окон, на вокзалах, в кабинетах, по радио. Не было ВР только в телевизоре - времена были такие.
Потом-то они уже повылезали на ТВ - напрасные тети и незадачливые дяди в странных педерастических костюмах с еще более странными, если не сказать больше, песнями, ужимками и прыжками, и все это - под вывеской "Веселые ребята"! Но в середине 70-х по ТВ я ни разу не видел ни Лермана, ни Алешина, ни Русанова, Багричева, Штильмана, Малежика, Барыкина, Чиненкова. Да и Слободкина тоже. Не время было для них, видать. Но по иронии судьбы я все-таки скоро увидел одного из них по телевизору - именно того, кто уехал, и чье имя было изгнано со всех конвертов пластинок заодно и с его оставшимися коллегами по музыке и судьбе. Это был тот самый Александр Лерман, правда, не в ВР, а в АРАКСЕ, в коротеньком эпизоде на танцплощадке в фильме "Афоня". Там он поет с друзьями-музыкантами знаменитые "Мемуары" Шахназарова:

Скоро стану я седой и старый,
Пойду на пенсию писать свои я мемуары.
Опишу в них, расскажу я
Все, как есть, как было.
Расскажу я, с кем не ладил
И кого любил я…
Эх, и ведь как хочется тряхнуть плечом, раззудить, шмякнуть кулаком в податливую подушку! Да какие наши годы, какие пенсии?! Любовь, она ведь действительно - поистине огромная страна, в которой зачастую теряются люди, годы, песни. И мы тоже подпитываем ее немного - нашей памятью, воспоминаниями. И не беда, что те, кто эти песни писали, играли и пели, быть может, сами уже не помнят этих нот, слов, гармоний, или давно уже пребывают в иных гармониях, нотах, словах… Дело творца - творить, а дело птицы - пить утренние росы, радоваться им и петь, пусть неумело, но - от души. Не случайно, в огромной стране Любви живут не только и не столько соловьи, сколько - простые сизари. А соловьи без сизарей тоже не могут - им ведь нужно кому-то петь, так уж они устроены Богом. Может быть, в этом и заключается частичка нашей любви друг к другу?..

Сергей Челяев
cheliaev@mail.ru

Воспоминания Любителя.

О тех, кого я помню и люблю.
«Веселые ребята» в Сочи-1975.

Помните, у Вероники Тушновой есть замечательное стихотворение «100 часов счастья»? Впоследствии его спела Алла Борисовна Пугачева. А среди многочисленных ипостасей АП есть и «служба» в ансамбле «Веселые ребята» в качестве его полноправной солистки. Я не случайно употребил слово «служба» – Алла Борисовна всегда стремилась по возможности театрализовать свои выступления, и немало в этом преуспела. Что ж, это - истинная Актриса, а у актера не принято говорить «я работаю» - настоящий актер всегда «служит». У меня же в 15 лет была целая неделя если и не счастья, то, во всяком случае, настоящего Погружения в музыку, которую я преданно и счастливо люблю и по сей день. Летом 1975-го года в сочинском парке «Ривьера» в открытом летнем «Зеленом театре», где, уверен, бывали и еще будут многие, читающие сейчас эти строки, однажды всю неделю играли и пели «Веселые ребята». Круг моих ассоциаций замкнулся, и хоть эту неделю счастья уже не вернуть, простите за невольные сантименты, она осталась в моей памяти навсегда.

Бело-синюю афишу с ВР я заприметил сразу. Потом она встречалась мне в Сочи повсюду. А я считал дни до их приезда, ревностно изучал каждый день по дороге на пляж театральную кассу, а по вечерам стучал до темноты деревянными фигурами в шахматном клубе «Ривьеры», солидно наблюдал, как толстые дядьки, отчаянно смоля и перекидываясь крылатыми чеховскими фразами, играют в огромные пляжные шахматы или режутся в блиц, не попадая дрожащими от возбуждения пальцами в кнопки двойных хронометров.
Тогда все известные гастролеры норовили завернуть летом «на юга». Но я не мог и представить, что в то лето мне настолько повезет, что я увижу именно своих кумиров «вживую», и все произойдет именно в нужное время и в нужном месте – теплом, экзотичном, уютном и тогда - очень советском в самом лучшем смысле этого слова городе Сочи.

И вот время «Ч» настало. Я в числе первых в радостном возбуждении и предвкушении чего-то огромного вошел в зал, над которым не было крыши, зато ближе к ночи мерцали горстками рассыпанной крупной соли южные звезды, витали сказочные, чуть удушливые ароматы цветов магнолий и смолистые запахи кедров и кипарисов. Вообще, запах Кавказа – это, прежде всего, запах горячей, нагретой солнцем хвои и кориандра. Не верите? Тогда откройте пакетик «хмели-сунели», купленный у носато-усатого торговца специями, которых порядком развелось сейчас на всяком уважающем себя крытом рынке, и осторожно вдохните. Это и есть запах Сочи, и не только семьдесят пятого благословенного года!

На сцене стоял аппарат, роскошная ударная установка на возвышении, клавиши в отдалении, маленькие барабанчики-бонги на стойке (ВР частенько стучали по ним не только ладонями, но и палочками – вспомните звук перкуссии в переходах между куплетами «Арлекино»!). В углу – рояль для, святое дело, Павла Яковлевича и – целый ряд микрофонных стоек во всю сцену. Еще бы – ведь это же «Веселые ребята»!

Конферансье к моей вящей радости был праздничен, но не многословен, и не утомлял зрителей ни пошлыми репризами, ни бородатыми анекдотами. Торжественно объявив ансамбль, он и так сорвал этим бурю аплодисментов. Занавес полетел птицей, и ВР предстали во всей своей красе!

Да, одевались люди в наше время... Нет, мне очень нравились в меру вареная и стильная джинса московских рокеров и скромные черные футболочки музыкантов из Северной Пальмиры. Но все-таки ничто так не взрослит/старит (нужное подчеркнуть!) мужчину, как военная форма, и не возвышает над жизненной суетой, как хорошо сшитый костюм. О цвете костюмов ВР я и говорить не буду – всем известен их любимый в 70-е годы красно-бордовый тон. И на сцене не было однообразия – там царил единый стиль отличной команды.
Вступление к заглавной «Любовь – огромная страна» обрушилось на зал водопадом мощной сверкающей меди. Настоящий джаз-рок! А когда ВР запели, ведомые Алешиным и Лерманом, я аж невольно пригнулся, настолько был мощный и чистый звук. А ведь это была, по сути, открытая площадка, окаймленная дощатым забором и раковиной-эстрадой, и – 1975 год, когда еще не громоздили до неба пирамиды басовых порталов, рупоров для «честного середняка», высокочастотных пищалок, напоминающих стиль «хай-тех». И все было слышно, каждую партию инструмента или элемента ударной установки, все вокальные нюансы, очень сильно и чисто, создавая ощущение комфорта от упругой звуковой волны.
Слободкин в углу за роялем, Лерман - в черных очках с красно-белой басовой «скрипочкой» «а-ля-Маккартни». Рядом неразлучный Алешин - высокий, верткий, немного «эстрадный», с дьявольской ловкостью управлявшийся со своей скрипкой, такой же элегантной, как и ее хозяин. Голутвин, словно родившийся с гитарой в руках, Буйнов, увлеченно и улыбчиво порхающий над клавиатурой и порой вдохновенно терзающий свой электроорган, Борис Багричев, хозяйничающий за барабанами, Штильмарк – очевидно, труба; Андрей Русанов (а не «Русаков», как мне попадалось на одном из уважаемых сайтов, не знаю, кто из нас ошибается) – флейта/саксофон, Вячеслав Малежик – на бонгах, по-моему. И – стройная, милая, очень красивая – Алла Пугачева, в облегающем цветастом макси, так и излучающая радость и молодость, на щеках – словно еще пылает румянец от вчерашнего успеха в Болгарии. Об этом и сообщает конферансье к восторгу зала, и «Арлекино» обязательно будет, но позже, позже…

В те годы тематику первых трех вещей на концертах «главных» ВИА зачастую можно было просчитать с 90% уверенностью: визитная карточка, песня гражданственно-военной тематики и что-то под фолк, лучше – русско-народный, местами – хороводный. Схема-то одна, да вот подходцы у всех разные!
После «Л-ОС» «Ребята» притушили звук и свет и объявили посвящение погибшим советским солдатам. И начался «Воин, не вернувшийся с войны», в простонародье известный как «Танкист, сгоревший как свеча».
Честно скажу: мне очень нравится напевная «У деревни Крюково». В нашей стране ее слушали, в большинстве своем не зная, что Крюково – как раз и есть то местечко, откуда был перевезен прах безвестного человека в Москву, в Александровский садик. И очень здорово «Самоцветы» сделали «За того парня» – как всегда (и, к примеру, в случае с «Напиши мне письмо») ВИА сделал вещь, на мой скромный взгляд, лучше певца-солиста, интереснее. Но «Танкист» – это был рок!
В этой песне пели все как один, и Пугачева тоже – свою подпевку. Вообще у Аллы в ВР тогда еще была, по-моему, всего пара сольных вещей – угадайте, каких?! – а все остальные песни концерта она работала как бэк-вокалистка, в честном и незаметном, как у всякого нормального артиста, зрителю трудовом поте милого лица. В середине «Неизвестного солдата» ВР разыгрались, в ход пошли гитарные педали, пробился «Цеппелин» или вроде того, в общем, полный и роскошный запИл! Как жестко, но восторженно и образно говорили тогда меломаны: дали залу проср…ться!!!

Вот тут-то все и прищурились! За спинами ВР медленно заколыхалась и замаячила тень такого потенциального харда, что я, любивший грешным делом послушать дома, лежа непременно на полу, на коврике, дип-папэловский сборник «Made in Japan» с концертным исполнением «Смок он зэ вотэ», смотрел на своих кумиров все-таки советской эстрадной песни буквально очумев, как внезапно прозревший брейгелевский слепец, увидевший, что перед ним разверзлась пропасть такого кайфа!..

Тут же невидимая, но ощутимая всегда и во всем мудрая рука Павла Слободкина натянула незримые удила, и пошел фолковый «Как во славный Новоград». Это было по-скоморошьи весело, с грустной серединкой о красной девице – угадайте, кто это был на сцене с кружевным платочком, такая пригорюнившаяся «несмеяна»? – и торжествующим финалом. Алешин с бубном или румбой, уж не помню, бешено стучал ими как «энерджайзер». Увы, авторов песен почти не объявляли, видимо, чтобы не было в ущерб бешеной динамике концерта, мудро просчитанного и режиссерски выстроенного, как и положено, по «восходящей». И только в этом году я узнал, благодаря все тому же московскому другу-Юре, приславшему мне, тогда еще совершенно незнакомому ему человеку, заветный диск «Ветров перемен», что автор «Новограда» – тот самый Мюнхгаузен, звезда ВР первой величины Александр Лерман. Но!!
Текст песни была слегка подправлен в духе времени: если у автора (который сам и пел ее в концерте с другом-Алешиным) была строчка «веселитесь, христиане!», то в редакции ВР-75 было «веселитеся, миряне!», были и еще кое-какие «ремарочки». Что ж, песня от этого мало потеряла, зато была очень зрелищна – настоящая скоморошина, этакая «Рыбацкая песня», только не нордически-сдержанная, а фольклорно-разудалая.

И пошло-поехало, однако очень скоро все музыканты вдруг отправились за кулисы, оставив «отдуваться» двух гитаристов и Анатолия Алешина со скрипицей. Эта была расчетливая фишка: такой красивой и проникновенной баллады как «Метель», которую сделали втроем Александр, Анатолий и Вадим, я давно не слышал. Увы, с тех пор мне никогда не встречалась эта песня ни в записи, ни на «ностальгических» сайтах.

«За белою рекой дома стоят в снегу
Там девушка живет на самом берегу
Кто прав, кто виноват – никто не разберет,
И между ней и мной метель, метель метет»

А в конце, после красивого скрипичного соло, когда Лерман и Алешин пели каноном, один за другим, накладывая голоса, красивейший вокализ, женщины в зале отчаянно терли повлажневшие глаза. Да и мужики, чего там греха таить, украдкой вздыхали, вспоминая свои прежние романтические свидания, в которых, увы, всегда бывало поболе места для метелей и вьюг, нежели для штилей и бризов. Что ж, такова сэ-ля-ву-ха, а песня была – чудо.

Потом я спрашивал о «Метели» по Сети у Вадима Голутвина, но тот именно о ней-то и умолчал, чем ввергнул меня в раздумье – уж не Вадима ли то была вещь, во всяком случае, музыка? Уж больно красива… А написана она была в каком-то настроении, сходном с «Проходят годы», увы, неизвестного мне А. Гаева и Наума Олева, но чуть мягче, нежнее. Эх!…

«Мы стали другими» исполнил дуэт Алешин-Пугачева. Распевно, шлягерно-заводяще и в духе типичных ВИА-«ла-ла-лу-ла», очень похоже она спета на диске «Поющих сердец». Народу постарше понравилось, мне (и самому Алешину, подозреваю) – не очень.

А вот «Я к тебе не подойду» Тухманова я услышал впервые. Как говорится, отныне – и навсегда. Зал восхищенно выдохнул, взорвался аплодисментами первого узнавания – пластинка-то еще не вышла, все слышали песню впервые, и с первого раза – столь прямое попадание крупным калибром прямо в сердце! ЗдОрово, будоражаще, грустно и светло до слез. Гениальная вещь!
Именно тогда я понял: Александр Лерман – мой любимый голос в советской эстраде.

Впоследствии слушая диск «Л-ОС», я понял, что на концерте ВР играли практически один в один как на пластинке. И пели так же здОрово – плотно, красиво и мощно. И как высоко! Кто сегодня споет «Я к тебе не подойду» в оригинальной тональности, в которой пел Лерман? Ну-ка, выходи по одному!

На «Отчего» «Веселые ребята» завели зал окончательно и бесповоротно. Установилась удивительная атмосфера праздника – яркого, шумного, вкусного. «Отчего» прозвучала с каким-то удивительным юмором – тонким, ироничным, завлекательным. Было видно: с тобой весело шутят умные и добрые артисты, и хотелось соучаствовать им во всем, вкладывая все силы в безумные аплодисменты. Зал балдел! А ведь до этого и антоновский вариант этой песни никто, по-моему, не слышал.
Сегодня мальчиковые фанерные группы в России дружно разучивают свои заветные полторы песни, уже и так «раскрученные» как сосиски, бесконечным и навязчивым рефреном годичного эфира, и отправляются в «звездные», понимаешь, турне пО миру и окрестностям. После чего они уже не супер – чего там, мелковато, они теперь уже – МЕГА-звезды!!! Я недавно слышал – так «Хай-Фай» назвала раскованная тонконогая ди-джейка, похожая на общипанного голодранца-беспризорника, неделю как «из-под тифа». Житие мое…

А «Веселые ребята» на том концерте играли фактически новую, мало кем еще слышанную программу! Я, любивший в то время ВР преданно и страстно, во всяком случае, не слышал прежде практически ничего из этой программы. Кто сейчас бешено кайфует на концертах от премьеры песни? Не, сейчас подавай старого знакомого, Его Величество «Хит»! Времена другие. Но мы-то – те же…
Успех был оглушительный, и когда Пугачева запела первые строчки «Посидим-поокаем» – под один частушечный и очень комфортный рояль Слободкина, ее финальные слова потонули в дружном хохоте и овациях. Песню-то уже слышали, слова все знали. И все-таки... Волшебная сила искусства!

Вячеслав Малежик сольно пел «Я мне-то зачем». Я к тому времени уже записал ее с радио в исполнении Барыкина, и мне песня очень нравилась. Вячеслав спел очень прилично, и был встречен залом очень тепло.

По-моему, был еще «Скорый поезд», несколько старых вещей. Концерт понемногу продвигался к страничке «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Тут безраздельно царил Алешин, и, исполнив «Я открываю двери» Карела Готта на чешском и русском в лучших традициях Сан-Ремо – самозабвенно, сильно, красиво – сорвал бешеную овацию. А потом начался фейерверк под названием «Мексико»!
Море барабанов, перкуссия, дробный грохот ударных, звон тарелок – все это в «веселой песенке о том, как приятно плыть по быстрой горной реке!» – так объявил песню Анатолий. Честно скажу: мне показалось, что у «Лес Хамфри Сингерз» звучало не в пример бледнее. Зал стоял на ушах, стучал ногами, орал, визжал, а вокалисты все сильнее и сильнее заводили зал, пока не настал катарсис.

- Мексико! О-о!! О-оу-о-о!!! – от этого рефрена, в котором слились голоса и ВР, и всего зала – орали все, от обезумевшей молодежи до чопорных пенсионерок, пришедших на концерт чуть ли не с вязанием – ходил ходуном весь Зеленый театр. Единение музыкантов с залом было такое, что, кажется, сейчас кончится песня, и все, и зрители, и ВР бросятся друг к другу горячо жать руки и поздравлять – какую мы все ВЕЩУГУ только что сварганили, а!!! Такой феерии, такого шоу, в котором даже не было костюмов, кроме невесть откуда появившихся у «Ребят» нескольких сомбреро, я не видел на эстрадной сцене никогда. Разве что у знаменитой фольклорной команды Назарова, но там была совсем другая музыка. Зато здесь ослепительно моргали прожектора, тарелки и хэт свистели и утробно модулировали, явно пропущенные через лесли-эффект, как у Тухманова в «Памяти поэта», вместе с бонгами. ВР выстроились друг за другом к зрителю лицом, словно действительно загребали на каком-нибудь многоместном каноэ, плясали на сцене, сидели на краю, свесив ноги, и все это время – играли и пели как боги!

Песня завершилась, и в зале стоял даже не шум – восторженный стон, поскольку уже, кажется, не было никаких сил ни хлопать, ни кричать, ни иным образом изливать свои эмоции – все уже было выплеснуто щедро, сильно и без оглядки. Уф-ф-ф… Да, это было что-то… И даже слегка эротично, по-моему!

Покуда зал понемногу приходил в себя, пытался отдышаться, переводил дух, ВР выдали еще одну "конфетку" - "У той горы". О, это был жестокий романс! Алешин, ставший к этой минуте кумиром зала, завернул такую мелодраматическую пародийно-знойную тональность, что в голосе его звенели настоящие слезы. Подыгрывая ему, Лерман со товарищи образовали хор драматических трагиков, и на лицах зрителей вырастали широченные восхищенные улыбки: ну, дают, черти… Чистый тебе 1934-й год! А после второго запева, после отчаянного крика души: и жизнь такой безоблачной была-а-а!!!.. - Алешин так убедительно, натурально, хотя и понятное дело - пародия! - разрыдался, что зрители вновь повскакали с мест и оглушительно захлопали и заорали "Браво!", как на галерке в озорном провинциальном городишке.

Завершили ВР этот жестокое приморское танго в одобрительном, восхищенном гуле, а потом был еще только-только ставший звездный "Арлекино".

Я не знаю, как раньше пел эту песню Эмил Димитров, но, по-моему, эта песня где-то в небесах уже заранее была предначертана Пугачевой судьбой. И талантливым и мудрым орудием этой судьбы стал Павел Слободкин, к сонму талантов которых, безусловно, принадлежит и фантастическое чутье продюсера. История создания этого варианта песни благодаря самому Павлу Яковлевичу общеизвестна, и в итоге именно наша страна, Советский Союз, а не Болгария или кто там еще, получил Истинный Шлягер. "Арлекино" - вечнозеленая, сочная, прямо-таки брызжущая Искусством Околдовывать Зрителя песня, у которой никогда не будет конца, как это ни парадоксально. И не случайно Слободкин поставил "Арлекино" в финал концерта - это было Восхождение новой эстрадной звезды, и зритель это чувствовал, ощущал, жадно впитывал сам процесс и сладостно вкушал исходящий от образа певицы терпкий и пряный аромат Настоящего Успеха.

И всем было ясно: "Арлекино" Пугачевой - это песня новой формации, песня-спектакль, песня-жизнь, песня-судьба, подобных которой еще не было в российской эстраде. И, наверное, уже не будет…

И в конце "Веселые ребята" с огромным чувством и драйвом, "на заводе", грянули:

Ты моя любовь, ты моя судьба
С детских лет ты сердцу дорог!
Все, чем я живу, связано с тобой,
С именем твоим, мой город!

Как хотите, но я до сих пор думаю, что это - не только о Москве. Этот мощный, сильный и разбавленный тонкой, почти неуловимой ноткой чистой и светлой печали гимн - гимн всем нам, похожим чем-то и разным, и скептичным, и ироничным, и гордящимся своей страной, что бы там о ней кто ни говорил на непонятных и странных нам языках. И музыканты кланялись, да не как сейчас, а - в пояс, без балды; и зал в ответ хлопал стоя, тащил на сцену охапки цветов, норовил пробраться за кулисы, шумно, возбужденно обменивался мнениями, хохотал, напевал и задумчиво молчал, внимательно и серьезно прислушиваясь в душе к отзвукам Музыки.

А потом люди шли по дорожкам парка под черным южным небом, шли весело и радостно, как ходят из хороших гостей, с народного праздника. Фонари по бокам тихо светили желтым, в аккуратно подстриженных кустах пробовали свои удивительные серебристые голоса невидимые цикады и сказочно-уродливые сверчки, и где-то там, внизу, совсем недалеко, неслышно дышало теплое море.

Шел тысяча девятьсот семьдесят пятый год, и, казалось, что все будет хорошо и все еще у нас, конечно, впереди. Вся жизнь…